Красный рассвет - Страница 118

К оглавлению

118

– Давайте, еще подумаем, – примирительно сказал министр иностранных дел.

– Почему нет, – пожал худенькими плечами министр обороны. – Вполне можно, запас ракет позволяет. Отстреляем покуда несколько тысяч.

– А чего нам ждать? – спросил с солдатской прямотой министр ВВС.

– Может, скромно затаившиеся разведчики нам чего-нибудь принесут? – сказал министр иностранных дел.

– Это правда? – Буш Пятый повернулся к представителям разведывательного сообщества.

– Мы постараемся, господин президент. Мы проводим одну серьезную операцию. Пока говорить о ней рано, – разъяснил директор ЦРУ.

153
Твердый грунт

С захоронением вооружений возникли проблемы. Нет, не с самим копанием. Здесь как раз и командир Минаков, и назначенные землекопы после первых же ковыряний пришли к выводу, что легче просто засыпать нужное в камнях. Дело, кстати, не в том, что вырыть небольшую траншею оказалось принципиально невозможно. Но шел две тысячи тридцатый год, эра изнуряющего физического труда канула в прошлое. Так что народ, даже военный, был не приучен и даже психологически не подготовлен к тяжелому монотонному напряжению. Что лет тридцать до того выглядело бы достаточно плевым делом, а сто лет назад вообще бы не воспринялось как работа, теперь представлялось невероятным, по крайней мере без экскаватора.

– Думаете, камни натаскать легче? – с сомнением спросил Герман Минаков, рассматривая свеженькую мозоль, успевшую родиться на ладони.

– В два счета, командир! – заверил его Александр Усадкин.

– Ну что ж, – кивнул Герман, – попробуем.

И вот когда они стронули с места первые глыбы, и возникла та самая сложность. Из-под тысячу лет не сдвигаемого валуна выскочила огромная, с руку толщиной кобра. Оба солдата едва успели отскочить. Все еще держащий в руке саперную лопату Герман оказался впереди. Ему как командиру спасаться бегством было негоже. Хотя, пожалуй, сознательно он об этом не думал. Мир сузился, и для него сейчас существовала только эта огромная, двухметровая гадина. Своими страшными удлиненными зрачками она уставилась, казалось, прямо ему в глаза. Похоже, непосредственно потревожившие ее солдаты уже вышли из поля ее зрения. Сейчас для пресмыкающейся твари существовал только один двуногий противник.

Некоторое время кобра раскачивалась, не прекращая гипнотизировать Германа. Он явно был покрупнее любимых ею мышей-полевок, но это, видимо, ее мало смущало. Она не собиралась его глотать. Просто защищала свое жилище. Рубикон был перейден, даже если бы сейчас Герман попытался ретироваться, она бы все равно атаковала. Секунды текли не слишком быстро, но и не сильно медленно. Стоящих в стороне солдат тоже, видимо, поразил некий ступор, ибо вместо хоть какой-то помощи начальнику они замерли, завороженные зрелищем. За все время нахождения в Африке бог миловал Германа сталкиваться с большими змеями. Только однажды сардинец Соранцо приволок укокошенную гадюку. Оказывается, вначале, когда она сидела в ветвях, он ее ослепил: его лазер, как выяснилось в этом натурном эксперименте, действовал не только на людей. Сейчас у Германа не имелось «слепилки» итальянца. Вообще-то где-то, в болтающейся за спиной кобуре, покоился заряженный «SPP». Но, во-первых, Герман о нем начисто забыл, а во-вторых и в-третьих, требовалось какое-никакое время, чтобы его достать, снять с предохранителя и, главное, попасть в ужасную раскачивающуюся голову, величиной всего лишь с кулак.

Все-таки ему удалось не вспомнить об огнестрельном оружии, ибо, если бы он рыпнулся, отвлекаясь, он бы наверняка упустил то самое апогейное мгновение. Ибо когда глаза змеи, прекратив его гипнотизировать, ушли в сторону, он понял – атака началась. Но он уже все знал, как будто имел дело с такими тварями давно. Он знал, что целью являются ноги; знал, что доли мгновения хватит ей на бросок, столько же на укус и еще столько же на уход обратно, в фазу качающегося ожидания результата. И он ведал, что гадине ничего не стоит протаранить сочащимися ядом зубами его «хэбэшные» брюки. Единственное, что он мог поставить между собой и смертью, была небольшая саперная лопата. И у него, разумеется, не оставалось ни секунды времени на расчеты углов атаки и прочего. Работала чистая интуиция, генная память выживших в подобных переплетениях предков. Но саперная рукоятка была коротка, так что требовалось еще наклониться, сближаясь со смертью.

Ему повезло. Змея не изменила целевую точку, хотя в последнюю микросекунду даже его лицо попадало в убийственный радиус. Звон и сотрясение древка дали понять, что металлическая заслонка сработала. Удар был сильный, и, как ни глупы пресмыкающиеся в сравнении с приматом, даже у них есть мозг, и он может получить сотрясение. Хоть на какое-то время. И эта полусекундная потеря тварью ориентации в мире дала ему шанс. Нет, снова не имелось времени на расчеты, обдумывания и прочую культурологическую муть. Было отражение удара и сразу же, без перехода, новый рубящий удар. Но это – уже его собственный удар. Если бы этот, абсолютно интуитивно выполненный бой кто-нибудь заснял, он бы вошел в классику какой-нибудь восточной школы единоборств как пример отточенного годами искусства преобразования обороны в нападение. Ибо этот удар вроде бы никем специально не заточенной маленькой лопаты разом, как ножом, отсек кобре голову. И тут же Герман Минаков отпрыгнул на шаг, наверное, следуя тому же генетическому плану, хотя это уже совершенно не требовалось.

В камнях извивалось, скручивалось в кольца бессмысленно-страшное, но уже ничуточки не опасное безглавое туловище чудовища. Однако и голова его тоже еще не сдохла. Пресмыкающиеся живучи. Испытывали ли эти разделенные останки боль? Наверняка испытывали, и наверняка неописуемо страшную, ибо шкала боли градуируется дифференцированно, в зависимости от близости смерти. Но Герман не мог это чувствовать, он даже не думал об этом. Но он ведал, какую ненависть испытывает к нему злобный маленький мозг, бессильный послать сигнал оставшимся в стороне мышцам. Ибо сигнал посылался, и там, в уже мутнеющем сознании, змея атаковала, неслась вперед, в расставленную рядом двуногость, и пасть – отдельно живущий ужас – все ширила, ширила свое нутро, выставляя наружу сочащиеся клыки.

118